Моя болезнь)))

Калдаманец пишет: В разное время попали в руки вот такие предметы...
шашка была найдена на чердаке. Тоже казачка тип 1838 года

Класс!
Место находки?
Шашка реставрировалась? Можно фото остальных клейм?
Ножни у шашки не было?
Остальные егории не определены?
Книгой не поделитесь? В эл. виде

Шашка не реставрировалась. Ножен не было.Присоединить новые файлы с фото клейм присоединить не получается. Присоединяется один и тот же ранее выставленный фаил.
Верхний крест выдан за Порт-Артур. Крест могу продать или обменять на другой крест.
Книга издана в 2012 году. Электронных версий не встречал.

файлы попробуй переименовать на латиннице или цифрами
П-Артур на кого?

Калдаманец пишет: файлы попробуй переименовать на латиннице или цифрами
П-Артур на кого?

4 степ №172532 Жука(о)в Михаил стрелок 26 Вост.-Сибирского стрелкового полка.
"За мужество и храбрость, разновременно оказанные им в боях против японцев при обороне крепости Порт-Артур".

Мой вам поздравления с такой коллекцией!!!
Вот только у меня к вам такой вопрос ( я сам коллекционирую награды Российской империи), попался жетон "300 лет дому Романовых) а на нем над чеканка знак ЖД и номер, вот может вы подскажите в какой период это делалось. А то не могу негде найти конкретной ифны.

выложите фотографию. так будет яснее что нибудь прояснить. Но если 300 лет, то 1913 год, других вариантов нет, я так думаю.

Вот фото.
[attachment:1]DSCN2498.JPG[/attachment]

Медаль переделали в рабочий жетон-пропуск какого то паровозного депо или чего то ремонтного

работал я в депо до армии,так у нас инструмент выдавали под похожие жетоны,их ещё марками называли.Ты кладовщице марку-она тебе кувалду и...наоборот.Кто-то набрёл наверное на наградной фонд и приспособил.

Диагностика болезни: данная болезнь не наследственная, приборетенная, протекает в затяжной, а то и хронической форме. Низлечима.

Из статьи:«Все дело в поиске тайны»
10 октября 2014, 11:24Павел Лавров, Новокузнецк

«Русская планета» побывала в гостях у человека, который сам не знает, как называется его профессия
Точного адреса Виктора Харина я не знаю. Впрочем, найти его дом довольно просто: любого встречного в поселке Теба спроси — подскажут.

– Харин? Этот что ли? — прохожий неопределенно машет ладонью у виска. — А вот прямо идите, справа увидите дом с чертями.

Промахнуться на самом деле сложно. Эта избушка уж очень выделяется на общем фоне. Вместо привычного огорода с грядками и ягодными кустами вокруг дома сплошь клумбы с поздними осенними цветами. Окна и фронтон украшены искусной резьбой, стены выкрашены яркими красками. Меж беленых ставней плакат: «Береги свою землю!» Ну, и черти, конечно же.

При ближайшем рассмотрении самый крупный черт оказывается скульптурой лешего. Выражение морды у него вовсе не злобное, а бугристая зеленоватая рука указывает корявым пальцем на кнопку звонка, притаившегося возле калитки.

Хозяин встречает меня радушно. От чаепития уклоняюсь, сославшись на расписание электричек (это единственный транспорт, которым можно добраться до этого отдаленного таежного поселка) и напрашиваюсь прямиком на экскурсию в музей.

Впрочем, весь этот дом и прилегающий участок — это уже музей. Дело в том, что не все экспонаты помещаются внутри. Ну как, к примеру, уместить на витринах чугунные навершия допотопных водных пушек? Такие агрегаты использовали вместо драг и золопромывочных конвейеров артели старателей в середине XIX века, во времена сибирской золотой лихорадки.

– Вот представьте только, идете вы по тайге, до ближайшего жилья верст полтораста, и тут в кустах эдакая чугуняка валяется! — начинает экскурсию Виктор Харин. — А потому что когда-то давно там царский прииск стоял. Такие вот водометы завозили по зимней дороге, лошадьми, на санях — берега ручьев промывать. А назад решили не забирать. Золотишко выбрали окрест, да и побросали все ненужное, на новые месторождения ушли. Теперь вот — экспонат.

– Полтораста верст?

– Ага. Знали бы вы, чего мне стоило эту махину из леса домой притащить! Но это история отдельная.


Виктор Харин — человек, чью профессию очень сложно определить. Себя он осторожно называет «краеведом», вкладывая в это понятие целый комплекс смыслов.

– Я свой край люблю. Красоту его люблю, его историю, его людей, — рассказывает он, пока мы на крыльце дома подыскиваем мне музейные тапочки по размеру. — Хочешь передать красоту края? Надо быть художником, картины писать. Хочешь узнать историю? Надо быть чуть-чуть археологом. Хочешь увидеть самые потаенные уголки? Становись профессиональным путешественником. Хочешь показать другим все диковины, которые нашел? Будь учителем, музейщиком. Хочешь сохранить все то, что нашел? Станешь скульптором, камнерезом, таксидермистом, механиком, плотником и так далее. Головой не стукнись, тут притолока низкая.
Главный музейный зал занимает весь чердак дома. На первый взгляд тут царит жуткий беспорядок, все стеллажи, полочки, лавки, углы завалены разнокалиберной мелочью. С потолка свисают гроздья и пучки неведомых растений, на полу в творческом беспорядке громоздятся старинные топоры, утюги, прялки, камни, черепа животных. Взгляд так и мечется по обстановке, цепляясь за диковины. Сосредоточиться на чем–то одном не получается, слишком много интересного собрано в одном месте в одно время, концентрация любопытного на квадратный метр зашкаливает. Впрочем, сам Виктор в этом помещении чувствует себя комфортно. Я усаживаюсь на застланную старым пледом скамейку (почетное место для посетителей) и жадно слушаю.

– Вот тут у меня собраны экспонаты, относящиеся к истории сибирской золотопромышленности, — открывает Виктор один из стеллажей. — Тут же у нас в царские времена была золотая лихорадка, почище той, что на Аляске случилась. Прииски были или царские, что значит, работали тут каторжане, либо купеческие, что значит, работали люди разные. И вольных старателей в тайге была — тьма. В то время Теба была очень большим поселком, не то, что теперь. Тут в Томь много речек и ручьев впадает, а они в прежние времена таежным народом вместо дорог использовались. Так что здесь был перекресток путей. И перевалочная база, и торговые склады, и пересылочный пункт. Видел якорь от баржи у забора? Вот с тех времен. Речной порт был. Оплот цивилизации в сибирских дебрях. Даже публичный дом несколько лет функционировал. Кабак, куда без него. Зимой старатели тут, в Тебе жили, капиталы пропивали, летом разбредались по ручьям золото мыть. Многие купцы тут дачи имели. Фактории. Вот я начал ходить по тайге, все эти следы былого великолепия нахожу и коллекционирую. Иначе так и пропадут в безвестности.

На ржавом кованом топоре различим оттиск «1817» — времена основания казаками Кузнецкого острога. Причудливый инструмент, похожий сразу и на ухват и на вилы, оказался приспособлением для откатывания из русла ручья крупных окатышей, под которыми прячется тяжелый золотоносный песок. Медная бляха, потускневшая от времени, когда-то украшала мундир каторжного надзирателя. Деревянный лоток старателя уцелел в веках только потому, что был похоронен в шурфе, запечатан в слое глины, как в консервной банке.

– А вот это я нашел во дворце. Такую водку пить могли только богатые люди, — Харин показывает стеклянную бутылку со штампом «London».

– Во дворце?

– Тут недалеко, километров двадцать, была купеческая усадьба. Сейчас руины, конечно. Но была когда-то красивая, с колоннами, фронтоном. Сад перед нею был разбит. Розы, между прочим, до сих пор цветут. Прижились. Идешь по крапиве, от комаров отмахиваешься, раз — розовые кусты.

– А откуда здесь, в глуши, английский алкоголь?

– Так золото отсюда по всему миру пудами шло, купцы состояния делали, а сюда везли баржами по реке всякий заграничный товар. Вот кукла, например, — Харин показывает на фарфоровую голову с ангельским личиком. — Сама кукла тряпичная была, не сохранилась, а вот голова, пожалуйста, голубоглазенькая. Больших денег стоила в свое время, барские дети такими играли. Картину я нашел во дворце, видать, о красоте купцы думали не меньше чем о барышах. А вот эта игрушка — это уже забава шорских ребятишек, местных жителей коренных. Глиняная птичка с отверстиями, свистулька. Она все еще живая, послушай!

Харин подносит игрушку к губам и начинает наигрывать простенькую мелодию — трель с переливами.

– Так вы еще и музыкант! — смеюсь я.

– Я неравнодушный человек. Во мне любопытство и любознательность так и играют. Меня аж в трепет бросает, когда я думать начинаю, сколько тайн неразгаданных вокруг существует! Сколько всего есть, чего я еще не попробовал или не умею и надо научиться! Сколько можно найти!

Лампы дневного света, освещающие музей, начинают трещать и ритмично мигать под балясинами. Перепад напряжения.

– Это грузовой прошел в город, — прислушивается Виктор к далекому перестуку колес поезда. — У тебя электричка скоро, а я тебе еще так ничего и не показал толком. Ну его, это золото, у меня еще вон чего есть!

В следующие минуты я понимаю, что сфера интересов Харина–краеведа вовсе не ограничивается сбором артефактов времен золотой лихорадки. Отдельная экспозиция (стеллаж сдвигается в сторону, открывая прежде скрытый за ним уголок) посвящена быту коренных жителей Горной Шории. Шаманского бубна в коллекции нет, зато есть вещь совершенно уникальная — охотничьи бродни, которым не страшны походы по болотистым лесам, под мягкой подошвой которых не хрустнет сучок, когда охотник идет по следу зверя. Стена напротив — это коллекция минералов и полудрагоценных камней.

– Здесь нет самоцветов в привычном значении этого слова. Просто я сам когда-то научился и теперь всем советую внимательно смотреть под ноги и не пропускать красоту, — рассказывает Виктор, демонстрируя россыпи. — Вот мимо этого булыжника ты бы мимо прошел, даже не взглянул бы, наверное, если бы не запнулся. Грязный, неприглядный. А вот посмотри-ка! Оп! — жестом фокусника он разделяет камень на две половинки. — Я его распилил, срез отшлифовал, а внутри — целая картина, которую сама природа создала. Прожилки, узоры, цвета такие насыщенные!

Следом мне представлены: друзы горного хрусталя из пещеры горы Паук, гематит — «болотная руда», из которой древние люди выплавляли первые металлические изделия, пирит — блестящие вкрапления «золота дураков». Вид морских раковин, найденных в окрестных горах, повергает меня в легкий шок, но, оказывается, это явление для наших мест нормальное: миллионы лет назад здесь, в центре континента, в сибирских горах, проходила граница доисторического океана.

– А за каждым экспонатом в этом музее какая-то история прячется? — спрашиваю Виктора.

– Вот! Это правильный вопрос! — поднимает он указательный палец. — В том-то все и дело. Все дело в поиске тайны. В том ощущении, что ты прикасаешься к чему-то очень любопытному, загадочному и оттого еще более манящему. Щемящее чувство чего-то далекого, недосказанного, и оттого еще более обворожительного.




Виктор Харин усаживается на скамью напротив меня, прислоняется спиной к бревенчатой стене и начинает задумчиво рассуждать.

– Наверное, все дело именно в ощущении постоянного поиска. Искатели — совершенно особые люди, пусть даже ищут разные вещи. Или явления. Или ощущения. Да, наверное, все-таки ощущения. Это интересно до жуткости. Пока копаешься, весь горишь от воображения. Я творческий человек, я очень живо могу себе представить тех людей, которые на нашей земле раньше жили. Сотни, тысячи лет назад. Что они могли после себя оставить. Это трепет. А когда что-нибудь находишь, чувство меняется. Это восторг от новой загадки. Вот нашел, например, железку. Что это? Чье это? Для чего использовалось? И эта загадка тебя терзает, пока ты пылью в архивах дышишь, пока в интернете копаешься, пока книги читаешь, пока со специалистами консультируешься. Иногда эти загадки много лет меня держат, бывает, я ночей не сплю, ворочаюсь, до того неуемное любопытство. А когда наконец-то разгадаешь, тут уже другой восторг — это уже не обещание поиска, это удовлетворение от него. Вот, например, нашел я в верховьях Израса ключ с вычурной бородкой. Большой, медный, очень красивый. Что этот ключ запирал? Потом, через два года почти на том же месте нахожу кованый замок, к которому этот ключ подходит. Начинаю искать, гору книг переворачиваю, а потом случайно слышу от старожилов сказку, что на этом месте был поселок золотодобытчиков и что был там амбар, где найденное золото хранили. И был там легендарный замок, который ни одни воры вскрыть не могли. Вроде, сказка, старики на завалинке баяли, а вот теперь смотри, вон он ключик-то, третья полка сверху.

– Находиться в постоянном поиске — это приобретенное или врожденное чувство?

– Да конечно приобретенное. Я же не всегда таким был. До первой загадки только. Я тут, в Коксе, это прииск, на котором я родился, сажал как–то картошку. И накопал черепков глиняных. Выбросить жалко: красивые. Принес домой, сложил как мозаику, склеил. Получился изящный чайник. Так мне это понравилось, что стал искать. Оказалось, это предмет сервиза знаменитого Кузнецовского фарфора. Кузнецов — это первый фабрикант в наших краях, который наладил выпуск таких изделий. До того хороший фарфор был, что его и к царскому двору поставляли и по всему миру продавали. А вот у меня, один из первых образцов, в прямом смысле слова музейная редкость. И пошло–поехало. Стал искать. А кто ищет, тот всегда найдет.


Виктор Харин с удовольствием ведет краеведческие кружки, к нему приезжают школьные экскурсии, он водит детей и студентов в экспедиции, сотрудничает с профессиональными историками и археологами.

– Мы с профессиональными историками можем спорить до хрипоты по поводу толкований тех или иных артефактов. Но сотрудничество у нас самое тесное. Я у них, как полевой разведчик. Нашел, просигнализировал, дальше они уже все сделают по науке. Они мне сильно помогают тем, что консультируют — что же такое я отыскал. Юрий Ширин, это доктор наук, археолог, он плясал от радости, когда я ему рассказал, что нашел древний курган. Это подтвердило его старую научную гипотезу о связях наших краев с цивилизацией скифов. Разрешило научный спор с оппонентами. А я к нему теперь за помощью регулярно обращаюсь. Вместе мы с черными копателями боремся.

Есть тут всякие «темные личности», говорит Харин.

– По старым поселкам разъезжают, старинные предметы ищут. Монеты, серебряные изделия, прочие ценные вещи себе забирают, а остальное, что находят попутно, на свалку выкидывают. Книги старинные могут выкинуть, как недавно на вершине Тебы. Не понимают исторической ценности. Только материальную признают. Вот, например, недавно нарушили культурный слой вокруг Каменного Города — слышали, наверное, про Сибирский Стоунхендж?

Еще некоторое время мы с Виктором обсуждаем все «за» и «против» версии о рукотворном происхождении комплекса мегалитов, обнаруженных год назад в тридцати километрах от Тебы, за Ортонским перевалом.
– Ох, заморочил я тебе голову! Заболтались совсем, — спохватывается экскурсовод, взглянув на настенные часы. — Бежим скорее, а то последняя электричка уйдет, останешься до завтра тут куковать!

До станции Виктор берется подбросить меня с ветерком: к нашим услугам нечто наподобие мопеда. Механизм смотрится несуразно, мал в размерах, места едва хватает на двоих. Конек-горбунок пофыркивает, натужно ревет на подъемах, но катится.

– Это я сам сделал! Купить обычный мопед денег много надо, а откуда они у бедного краеведа? А тут: мотор от бензопилы, рама от велосипеда, колеса от садовой тачки! — хвалится Виктор. — Для моих таежных экспедиций — милое дело. Бензин почти не расходует, едет медленно, но верно. А главное — легкий, если брод там, или болото, или бурелом, так я его могу и на себе перенести.

– Так вы еще и конструктор? — перекрикиваю я шум моторчика.

– Приходится осваивать. Но мне не в тягость. Поиск нового знания, тоже поиск. А любое незнакомое дело, тоже дело. Ты приезжай еще. Я тебе свои картины покажу, а то мы их так, мельком посмотрели. И про свои труды в палеоэтимологии расскажу. Ты в курсе, что когда-то языки всех народов мира имели общий корень, единый праязык?

На перроне мы долго прощаемся, обмениваясь телефонами, адресами электронной почты и обещаниями. Договариваемся, что в скором времени предпримем совместную экспедицию за диковинами. Что ни говори, а идея поиска ради красоты самого поиска — штука манящая, ощущение прикосновения к тайнам и загадкам затягивает не на шутку.

Источник novokuznetsk.rusplt.ru/index/Russkaja_planeta_pobyvala_v_gostjah_u_cheloveka_kotoryj_sam_ne_znaet_kak_nazyvaetsja_ego_professija-13496.html

36 год... ИМХО, самая совершенная шашка...

Это уже новодел.. Копия 1881 года. Но для рубки не плоха...

Ну и с наганом...